[/color]
Неизбывные чувства сострадания, стыда, жалости, почтиболи,  преследуют при мыслях о маме. Мне
нужно было  много больше участвовать в её
угасающей жизни. Она же всегда  находила
способ участвовать в моей… Получал её письма  неровным почерком, писанные с душевным теплом
и тонким юмором, с вложением неизменной «трешки», посылки с «дарами огорода»,
открытки с днем рождения и на избранные праздники. Привыкшая жить в бесконечных
заботах и хлопотах не столько о себе, сколько о вылетевших птенчиках, с годами,  вероятно, почти  страдала от ощущения собственной
беспомощности и,  страшно сказать,
ненужности. Больше всего на свете она боялась за нас, и молилась перед
Богородицей за нас. Не за себя. 
Радовалась, когда привозили  на
побывку внука и внучку. А главное, той радостью,  что можно при редких встречах  переброситься парой фраз о том, что « как вы
там». Она очень  хотела быть полезной!  Говорила при расставании: «Давай, Лёня, я
что-нибудь тебе дам с собой»… Давай я тебе хоть что-нибудь...». А я отнекивался
как мог.Я не знал, что когда-нибудь это вдруг оборвется. Просто неподозревал это. Не верил, что такое может случиться с нею и со мной. Много ли
вообще  знал о маме?С  её девичьей  фамилией  Филатова, ставшей  половинкой моего родового древа, было и есть  немало известных людей:  семья российских  артистов  цирка, 
дрессировщиков, например,   Иван Лазаревич,  укротитель 
львов,  содержал   балаганы  
и передвижные цирки, и был  основателем
 системы зооцирков в СССР;  ФИЛАТОВ Владимир Петрович,  российский 
офтальмолог  и хирург,  разработавший 
методы кожной пластики, создавший 
учение о биогенных стимуляторах:  Константин
Сергеевич  - начальник Абаканской
геологоразведочной партии, горный инженер; 
Леонид  Филатов - актер в
театре  на  Таганке,  
с актерской  манерой  сочетания лирики и иронии… Всех не
перечислишь. Среди  тесинскихФилатовых  к моей родне относятся лишь Филатов
Яков Иванович, глава  семьи, некогда плотник
в   «Искра Ленина», с женой Анастасией
Михайловной. И  их  дети Борис, Алексей, Мария,  Яковлевичи ( с невестками Александрой
Петровной и Анной Михайловной ( моей первой учительницей) и внуками Валентином
(Борисовичем), Виктором, Николаем, Борисом ( Алексеевичами)…правнуками… И
конечно, родной дедушка Федор Филиппович с бабушкой Марьей Ивановной и детьми
Степаном, Парасковьей( Фросей),Антоном, Матреной (мама), Александром и
многочисленной родней… Мой друг, минусинский краевед  Михаил Васильевич Злобин, немало рассказывал о
знаменских, шошинских Филатовых… Да мало ли…Помню текст, вычитанный в книге Л.Безъязыкова «Красноярскизначальный»: «…Куплен бык у служилого человека у Федотки  Филатова. 3а быка дано восем рублев с
полтиною. А тот бык скормлен лабиным послам». На мой вопрос « не родня ли?»
мама лишь посмеялась. Потом, спохватившись, села и долго рассказывала:Родилась 16 октября 1913 года в Крутец Земетчинского районаПензенской губернии (русская деревня Рянзенского сельсовета, в 5 км к
северо-западу от него, у пруда. Основано до 1745 года А.Л. Нарышкиным на ручье
Крутец). Дед Федор Филиппович, не то выжатый с родины  поволжским голодом, не то сподвигнутый мечтой
о лучшей доле, сговорил жену Марьюшку, собрал детей (Степан, Фрося, Антон,
Мотя) и пустился в дальний путь. Маме едва ли исполнился год от роду. Дядя Саня
родился уже в Сибири. Приехала с родителямивначале в г. Черемхово, а затем в  Тесь
по  столыпинской переселенческой
политике. Вышла замуж за отца 1 ноября 1937 года. Жила вместе с больной
бабушкой и Раей на  ферме, в доме  на свинарнике МТФ колхоза «Искра Ленина»,
непродолжительно в Минусинске,  Игарке,  Теси. Работала, работала, работала…Наши Филатовы  былипереселенцами со своей историей, своим путем и временем поселения. Те же, кого
более поздние «насельники» называли «старожилами», а иногда почему-то
«чалдонами», и сами уже так прижились – пообвыклись, что и не сомневались, что
они потомки первооткрывателей деревни Тесинской. Белокопытовы, Бяковы, Самковы,
Черновы… Они унаследовали усадьбы пращуров по улицам Набережной, Октябрьской (ранее  Гробовозной), Мира (ранее Рабоче-Крестьянской
и Церковной), Штабной ( ранее Подгорной) добротные крестовые дома, с венцами из
толстенного леса, с каменными ещё фундаментами, вросшими в землю.Угол, который снимали родители у дряхлеющей Марьюшки, помнюкратковременной вспышкой памяти: опасливо иду по зыбкой дворовой дорожке,
ухватившись за мамин палец. Точнее, помню лишь двор, замощённый дюжиной
плитчатых камней и пробивающейся между ними травкой - муравой. Уже давно нет
Марьюшки и  её дома, но каждый раз, когда
приходится проходить - проезжать мимо места моего рождения, неизъяснимое
чувство томления и блаженства нахлынывают в сердце.  Поистине, «Два чувства равно близки нам…».…Дом на Гробовозной улице, в её северной оконечности, покоторой гробы возили только неизбежные, язык не поворачивался называть
этим  краеугольным словом: не было крыши.
Обшарпанный саманный сарай, давно не беленный известью, имел по окну в две
заветренные стены, широкую земляную 
заваленку и вход с дверным полотном, обшитым старым стёганным одеялом.Саманушку называть домом мои родители стеснялись. Они снялиеё для жизни. Со старой квартиры перенесли сюда скарб и утварь, деревянные
лавки и столешницу, доставшиеся отцу от родителей. Именно столешница,
застилаемая тряпьем, мне, двухлетнему молодцу, и служила в ночное время
кроватью. Родители и сестра Рая первоначально ютились на полу.Полы здесь были не крашенными, а половицы и вовсе нестроганными. А уж косяки, оконные наличники и подоконники попросту
отсутствовали. Приготовляясь к переселению сюда, саманушку изнутри побелили на
семь раз, отмыли щелочной водой (с золой) 
пол, зашпаклевали щели в дверном полотне. На выходе из сарая, ремонтируя крылечко,  отец примостил две брошенные оглобли, покрылих тесом и засыпал, как и потолок в саманушке, толстым слоем земли. При каждом
хлопке дверями струйки земли осыпались… лишь в первое лето. Позднее поросли  дерном и служили исправно.Не помню сколько лет мы тут квартировали. На векивечные  запомнилась именно «крыша» нашего
дома. Толстый слой земли, задерновавшийся, поросший отдельными особями  чахлой и прогонистой лебеды да полыни.
Забираться на него приходилось не часто, преследовалось шлепками по заднице, и
потому было чрезвычайно заманчивым и авантюрным предприятием. И  периодически 
завлекало меня сотоварищи неистребимой тягой. Отсюда наблюдались белые
трубы пароходов на Тубе, «трубящих как архар», проходящих на Заготзерно и
обратно. Открывался вид на окрестные огороды, благоухающие ботвой и огуречными
грядками. Высмотрев пути, наметив преследуемые объекты, сотоварищи
«харьковали». Жалясь в крапиве, цепляя карманами за изгороди заплотов, воровали
пару-другую пупырчатых огурцов. Такие особи росли и в своем огороде. Но эти
-  уворованные с риском для жизни и
задницы – были куда как слаще! Съедались с пробудившимся аппетитом так, что не
было сил смотреть на собственные, подросшие и сорванные  для первой «правдишной» окрошки.И всё же отцу повезло. Он заполучил лес для сруба и распилана плаху и доску – Колесников помог. Не самый отборный лес, не в нужном
количестве, не без сучка и задоринки, но сосновый строевой лес. Ярко помню
процесс его  шкурения железной лопатой. И
выемку паза – топорами. Мама собирала кору под навес – для просушки. Её руки,
посеченные мелкими и кровоточащими трещинками, нещадно саднящими, беречь не
удавалось. На ночь распаривала их настоями,  умащивала мазями. Все равно нещадно болели. Рабочий
день начинался затемно – колхозная табачная плантация, школьные печи и полы,
бесконечные ухваты и кастрюли дома… И ещё стройка.Задумался над собственной фразой: «Колесников помог». Нераспорядился, не дал – помог…Так сказать, ходатайствовал. Вероятно, это и была  мера избирательности: ходатайствоавторитетного лица. Большинство, которому требовалась «помощь» - не обладало
таким статусом? Не могло получить лес без ходатайства? Не внушало уважения, или
чего там…?Алексей Петрович Колесников – председатель колхоза «ИскраЛенина». Главный хозяин села. Главный, несмотря на то, что были  ещё председатель  сельсовета и секретарь партийной ячейки –
тоже «главные руководители». Статусно они составляли иерархию власти:
политическая, советская, хозяйственная. Но председатель на селе был всё же
главнее. А строить всё –таки нужнобыло самостоятельно.Главным помощником был дядя Саня – Александр Федорович -брат мамы. За ним, колхозным  чабаном,
был закреплен конь – существенная 
выручка в деревне. Сам дядя с военных лет был  хром (последствия работы на военном заводе),
но это не было причиной отказать нашей семье в помощи. И сейчас испытываю к
дяде бесконечную  благодарность.Помогали строиться и бабы: тетя Шура, тетя Фрося, мама… Были«на подхвате», что,  впрочем, не
исключало необходимость впрягаться и катить 
очередные бревна  на необходимую
высоту.  «Не бабское  это дело…»?Новый дом обустраивался долго и трудно. Отец,«заведенный»  стройкой, в теплые месяцы
года доделывал перегородки, завалинки, палисадники. Пристраивал сени, нашивал
наличники и ставни. Мама обеспечивала «тыл». Содержала корову. Это была мука
для маминых рук и мука обеспечения кормами: без коня трудно было заготовить
сено. Обходились соломой. А кормить «проглотов» - нас с сестрой – хотелось
послаще и сытней. Мамочка моя, мама…… Зимние вечера проводили за книгой. Читали все.  Мама, с её четырьмя классами, в полусумракетогдашнего электричества тоже читала. Низко наклоняясь над листами, шевелила
губами и даже тихо шептала, повторяя прочитанное. А закончив чтение, с
блаженной полуулыбкой поднимала голову и победоносно молчала. Такой  запомнилась.Сюда привезли из роддома Саню, моего брата, родившегося виюле 1956 года ( маме – 43).  Над
кроватью заботливой рукой тети Фроси был устроен «балдахин» - занавес,
создавший в доме торжественность и уют. Далее мы росли вместе: играли,
баловались, ссорились и мирились. Но никогда не дрались. Вместе последние
четыре года  ходили в школу. И ещё – сельская блажь и забава в эпоху «до телевизора ихолодильника» - посиделки. Ближайшие друзья родителей – Горшковы: тётя Лена с
дядей Ваней. Зимой обычно они приходили в наш новый дом. И не чай пить. Просто
пообщаться. Поддержать друг друга.  Играли в «шестьдесят шесть», или, когда не
было колоды карт, в лото. Игра была «с интересом»,  « по копеечке», но выигранные  взрослыми деньги – те же копейки -  всегда доставались нам с братом.И все это вместе слепилось в единый конгломерат – раннеедетство. Позднее я уехал учиться. Потом – бесконечная экспедиция. Мы виделись
редко. Было тяжело наблюдать как старятся родители. Мама теряла зрение, руки с
костенеющими суставами пальцев и глубокими трещинами отказывались подчиняться. Каждый раз, возвращаясь мысленно в эти сермяжные деталисвоего детства, испытываю сильную щемящую 
сердце боль. И ностальгию – ещё более щемящую и неизбывную. Мамочка моя,  мама…