Оглавление

Аркадий Исаакович, это непостижимо — мы снова встретились.
 
Ваши воспоминания, где уже есть я. И мои воспоминания, где уже есть Вы. Чего нет в Ваших воспоминаниях — Вас. Как в моих — не будет меня. Человек не знает своего характера...
 
Вот мне, живому, не хватает Вас, живого... Не хватает Вашего головокружительного, феерического, ошеломляющего успеха. Единственное, чего не понимала публика, — отчего Вы вдруг «Исаакович». На это у нее тоже ушло несколько лет. Сегодня возникла такая же история с Иисусом Христом...
 
Мне в Вашей книге не хватает Вашей публики. Помню конец спектакля — все бросились к сцене. Какой-то генерал встал спиной к Майе Плисецкой в первом ряду. Она, сидя, своей прекрасной ногой в прекрасном сапоге пнула его ниже кителя. Он оглянулся — не понял. Она его пнула опять. Генерал оглянулся и догадался. Он догадался. Он отодвинулся. Он покраснел...
 
Мне не хватает людей, которые в любой конторе, в любом трамвае, в любой приемной вставали, когда входили Вы. И начальники, начальники — великие специалисты лизать то, что сверху, и топтать то, что снизу. Они тоже вставали.
 
Вы были правы. Все, что угодно, надо было делать, чтобы уговорить, обмануть, пролезть через цензуру, но — выйти к зрителям знаменитой летящей походкой. Этот рёв стоил всех Ваших седых волос и дрожащих рук...
 
Мне не хватает Ваших фокусов: репетировать до глубокой ночи с Карцевым и Ильченко, а утром знать наизусть свой текст и разносить их в клочья за незнание своего.
 
Не знаю, что живет после таланта. Теперь здесь театр Вашего имени. Прославленный сын Вашего имени. Передачи, телекадры. А что живет после Ньютона, Ломоносова? Основа, товарищ Райкин. Основа! Ваша плита — в основе новых фонтанов и монологов. Никто и ничто не вырвет Вас из-под нас, ибо мы рухнем.